Вениамин Чебанов: лейтенант, взводный, художник

Трудно представить, что перенес Вениамин Чебанов на фронте, но выжил и, вернувшись с победой, стал знаменитым художником. Создавал иллюстрации к книгам и картины на военную тему.

25 августа 1925 года в украинском селе Воссиятском родился мальчик, родители назвали его Вениамином. В 1935 году семья переехала в Новосибирск. Парень окончил семилетку и начал трудиться на станции Инская.

Грянула война. Юноша стал курсантом пехотного училища. Прилежно изучал военное дело, в свободное время увлекался изобразительным искусством. Ему всегда нравилось рисовать, и поэтому и в школе, и потом в училище Вениамин оформлял агитационные стенды. 9 ноября 1944 года он отправился командиром стрелкового взвода на 1-й Украинский фронт.

Руководство уговаривало его остаться в училище, мол, у тебя талант художника, а ты рвешься в бой. На что Чебанов ответил: «Нет, мое место — на передовой, ведь меня выучили на командира, и я должен им быть! Что ж, меня зря учили?»

В ночь на 11 января 1945 года командиру взвода Чебанову не спалось. Смотрел с тревогой в сторону реки Вислы. Видел, что и бойцы подразделения, несмотря на предыдущие бессонные ночи в боях, не смыкали глаз — предстоит форсирование реки. К тому же на данном участке фронта зафиксировано большое скопление вражеских сил на оборудованных позициях.

Немцы не собирались сдавать занятые рубежи, однако советские войска разрушали укрепления гитлеровцев одно за другим. Враг нес потери, но и наших солдат погибло много.

— Солнце только начало подкрадываться к горизонту, чтобы показать свои первые лучи, как внезапно, разом и мощно загромыхали взрывы на вражеской территории — то были взрывы снарядов наших артиллерийских орудий, начавших огневое воздействие по позициям немцев, — вспоминает Вениамин Карпович. — Земля вздрагивала, рвалась на куски. Рассвет будто замер, казалось, он вовсе не наступит. Так продолжалось несколько минут. По сигналу ракеты бойцы взвода ринулись в бой. Глубокий снег, бежать трудно. Кто кубарем, кто волчком перекатывался к берегу. Но тут новая и куда более коварная преграда — лед Вислы, колотый вражескими снарядами. Сплошная полынья, заполненная кусками льда. Немцы открыли автоматный и пулеметный огонь, часто работали и минометы, ища жертв. Одно радовало: крутой западный берег мешал фашистам вести стрельбу эффективно. Однако они сплошным огнем не позволяли нашим бойцам поднять головы, и атака захлебнулась... Но вскоре в поддержку батальона открыли огонь «катюши», и их огненные стрелы поразили противника. Такой шквал возмездия воодушевил бойцов, и они с новой силой и яростью кинулись в атаку. А вокруг земля вздрагивала от взрывов. Немцы, оправившись от шока, возобновили канонаду из сохранившихся орудий. Первые вражеские траншеи мы заняли с ходу, следом — второй рубеж, но уже при поддержке самоходок. Атака на третью линию немецкой обороны была сложной, при отчаянном сопротивлении врага и без поддержки орудийных расчетов — фашисты фаустпатронами вывели из строя все самоходки...

Сердце молодого командира обливалось кровью: во взводе осталось двадцать три бойца. «Сколько потерь! Как ни прискорбно, они неизбежны. Жалко парней — погибли в расцвете лет Война, будь ты трижды проклята!»

Не предполагал Чебанов, что через неделю, 22 января, и сам будет ранен — при освобождении польского хутора получит контузию от разорвавшегося вблизи снаряда.

Медсанбат. Врачи на фронте делали почти невозможное — ставили в строй раненых, возвращали к жизни тех, кто одной ногой уже был в могиле. Лежа на кровати, терпеливо переносил боль и Вениамин. Восемь дней тянулись для него словно вечность, не терпелось вернуться в родную роту. И наконец медики поставили его на ноги!

А стрелковый полк за эти дни с боями ушел вперед. Догонял его Чебанов с большими трудностями, где на перекладных, а больше пешком, по дороге спрашивал, где дислоцируется штаб 59-й армии. Как же был рад комбат, увидев возвратившегося лейтенанта. И с ходу: «Принимай свой взвод, и вдобавок назначаю тебя своим заместителем».

На взводного смотрели двадцать новобранцев — свежее пополнение. Необстрелянные призывники, не знавшие, что такое война, не испытавшие ужаса, который витает над полями сражений, не имевшие той смекалки, что помогает выжить в трудную минуту.

Подошли к Одеру и получили приказ форсировать реку и оттеснить врага, обеспечив продвижение других воинских частей.

— Смотрел на реку — последний крупный водный рубеж, открывающий путь на Берлин, — рассказывает Вениамин Карпович. — Начало февраля, но ледового покрова нет — разбит снарядами вдребезги. Саперы принялись готовить плавсредства. Наступила ночь. Кромешная мгла, с неба непрестанно сыплет снег с дождем, зябко и сыро. Река неспокойная, покрыта густой шугой. Немцы не предполагали, что русские сунутся в такую ужасную тьму с осадками и коварную реку. Но как раз под покровом такой ночи батальон успешно переправился и рассредоточился на вражеском берегу. Ворвались в немецкие траншеи и заняли их укрепления. Впереди виднелись постройки города Гляйвица, они выглядели угрюмыми, заброшенными…

А дальше опять атаки и ожесточенные бои. Фашисты отчаянно сопротивлялись. Во взводе полегло несколько бойцов, серьезное ранение получил и Чебанов. Превозмогая боль, передал командование взводом старшине, а сам, отказавшись от помощи, пополз в медсанбат. Тело отяжелело, в голове туман. «Нет, надо продвигаться, ползти, а иначе…» — решил тогда лейтенант.

Бдительный враг, засевший на кирхе, заметил русского раненого и открыл стрельбу. Одна за другой рядом разорвались две мины. «Ну, третья накроет», — обреченно подумал Чебанов и приготовился к гибели. Но приметил впереди воронку от снаряда и, собрав последние силы, свалился в нее, и тут рванула мина. Решил: «Все, воронка станет моей могилой». Но этого не случилось — взводного подобрали артиллеристы. Сознание вот-вот могло отключиться, но боец понимал: «Вынесли, а значит, спасут».

Госпиталь. Снова прикован к постели, в этот раз надолго. Лежать был вынужден все время на животе, и это угнетало. Помогал отвлечься томик стихов Александра Сергеевича Пушкина, чудом оказавшийся в руках взводного. Книга была неполной — отсутствовали первые и последние страницы. Чебанов читал, а вернее, перечитывал с упоением, особенно поэму «Братья-разбойники». Многое выучил наизусть.

Прошло полтора месяца, и Чебанов волновался: наши где-то под Берлином, а он тут. Не дело. И упросил выписать.

Во второй раз предстояло догонять своих. Добрался до полка. Как же радостно было видеть знакомые лица! Войсковую часть за это время вывели с передовой во второй эшелон для пополнения. А начальник штаба назначил вернувшегося взводного командиром роты.

А потом были город Нейсе и река с таким же названием. И снова переправа. От взрывов снарядов и авиабомб взлетают комья земли, а вода в реке словно кипит. И затем марш — в сторону Праги.

Из воспоминаний Вениамина Карповича:

— Смертельно уставшие, с короткими привалами шли и созерцали картину разрушений, видели серые колонны немецких военнопленных и мирное население со слезами на глазах и радостью — наконец-то закончился ад! Танки со звездами на броне шли колоннами, ревели моторы, демонстрируя мощь. Русские солдаты, обросшие и обветренные, в выцветшем обмундировании, вдруг стали родными, любимыми. Вот они, защитники, сломавшие хребет гитлеризму! Мы шли и видели измученные, исхудалые лица освобожденных из концлагерей пленных. Одни глаза и кожа. «Господи, во что превратили людей? Изверги, нелюди!» — кипело в душах советских солдат и офицеров.

В один из майских дней дивизия поротно и побатальонно замерла в построенных рядах, и командование объявило о подписании акта безоговорочной капитуляции Германии.

Что тут началось! Радостные крики, стрельба из автоматов, винтовок и ракетниц, смех, слезы, объятия! Откуда-то взялась трехрядка, гармонист лихо растягивал меха и нажимал на клавиши, извлекая задорную музыку, некоторые пустились в пляс. Неистовое торжество!

Вениамин Карпович вернулся в Новосибирск в 1947 году. И поныне он в бою, но творческом. Не забросил свое любимое дело — пишет картины. На них изображает ту войну, которую сам видел и пережил.

В Сибирской мемориальной картинной галерее, что находится в доме № 5 на Красном проспекте и названа в честь В. К. Чебанова, более пятидесяти его холстов. И среди них шедевр — диорама, изображающая освобождение города Белый силами 150-й Сибирской добровольческой стрелковой дивизии.

Источник